Нужно любить Церковь!

Интервью с настоятелем Свято-Покровского монастыря в селе Чубовка игуменом Петром (Лукановым).

27 декабря будет отмечать свой 50-летний юбилей настоятель Свято-Покровского монастыря в селе Чубовка Кинельской Епархии Самарской Митрополии игумен Петр (Луканов). Дата, что и говорить, серьезная. В Библии есть конкретные указания, как должен человек подготовить себя к 50-летию, как его встретить и как провести юбилейный год. Но все равно ведь каждый из нас встречает эту дату по-своему. Юбилей застиг отца Петра на особом подъеме. За плечами у него строительство уже пяти (!) храмов. Создание крупного монастыря, куда сегодня со всей Самарской Митрополии едут паломники. А три года назад он взялся еще за одно ответственное послушание. Стал строителем-восстановителем Свято-Покровского Чагринского монастыря и буквально на ровном месте отстроил заново разрушенный в лихие годы монастырский храм, а также построил часовню на месте захоронения святого праведного Александра Чагринского. Сейчас уже идут службы в Свято-Покровском Александровском монастыре (так он теперь будет называться, ведь святой праведный Александр Чагринский прославлен в лике святых).

Юбилей - хороший предлог, чтобы поговорить о том, о чем в другое время как-то не очень принято расспрашивать. Мы пригласили игумена Петра (Луканова) в редакцию «Благовеста» и расспросили о том, какие уроки преподали ему прожитые годы.

Степь да степь кругом…

- Родился я в Большой Глушице. Когда я там жил, было у нас две школы, два колхоза, много людей занимались крестьянским трудом. Глушица - название необычное, хотя мы и не считали, что в какой-то такой прямо вот глуши живем. Да и прежнее название у села еще хлеще было - Погановка. Так что уж лучше Большая Глушица!.. Там у нас степь да степь кругом. И мне это нравится: степь - простор! Быть степняком значит любить свободу. Смотришь вдаль, и земля с небом сливается. А еще замечательная река Иргиз… Редко сейчас бываю в родном селе, но все равно каждый год стремлюсь походить по родным тропинкам, посидеть в тех местах, где в детстве любил уединяться… Были у меня такие любимые места. Иной раз в школу не пойду, а возьму книжки какие-нибудь - и туда… Читал, думал о чем-то. И хоть рос веселым, компанейским, все же любил уединение. Даже не знаю, чего больше любил, общение или уединение. Сейчас ко мне из Глушицы многие в монастырь приезжают. Помнят земляки. Недавно вот приезжали крестить ребенка. Времени не хватает!.. А так бы приехать в Глушицу на несколько дней. Всех увидеть, пообщаться.

- Расскажите о своих родителях.

- Мама, Антонина Андреевна, очень дорогой для меня человек. Она умерла несколько лет назад, в 86 лет. Последние годы прожила в Чубовке. Похоронена в Глушице рядом с моим отцом. Она родила меня в сорок лет, последний ребенок. До этого родились сын и две дочери (сестры мои уже умерли, а брат живет в Большой Глушице). Маме говорили в больнице: куда тебе рожать в таком возрасте? Вон сколько болезней, сколько противопоказаний, иди на аборт. А абортов она никогда не делала. И тут твердо отказала, как на нее ни давили. Родился я, назвали Владимиром и вскоре крестили в Свято-Троицком храме Большой Глушицы. На нашей улице стоял красивый храм! В селе ведь самое красивое здание - это церковь. Над всеми домами возвышается купол с крестом. Село наше до сих пор делится как бы на такие вот неофициальные районы. Покровка - это в память о втором сельском храме, Покровском. Троицкий - там, где я жил, как раз по Свято-Троицкому храму названа местность. А еще было Михайловское… В ту пору был всего один храм в селе, но память о других храмах, порушенных, в таких вот названиях оставалась и в ту пору. А сейчас Михайловскую церковь уже заново построили.

Мне пять лет было, когда наш храм сгорел. В 1975 году, на летнюю Казанскую, день был солнечный, жаркий. Мы играем на улице и смотрим - огонь. Побежали туда. Пожар только еще начинался. И весь день, до вечера, храм горел. Я там простоял все это время. Пожарка опоздала, было уже поздно спасать. Священник, наш сосед отец Григорий Кириллин, рыдал, убивался. Его держали, а то он бросался в огонь хоть что-то вынести из горящей церкви… Женщины плакали. Как потом было мрачно на душе!.. Каким-то опустошенным вернулся с пожара. Так это всё запало в душу. Может, потому с такой любовью теперь строю храмы.

Родители сразу после женитьбы повенчались. В те советские времена такое было редкостью. И маму за это даже выгнали с работы. Она работала медсестрой в больнице, и вот узнали о венчании и поскорее уволили. А отец, Василий Иванович, был бригадир в колхозе, работящий, видный человек. Его трогать не стали. А как маму уволили, отец ей сказал: ну всё, хватит тебе работать, занимайся домом, хозяйством. Хозяйство было большое. Две коровы, три свиньи, кролики, гуси, куры, огород большой. И еще мы брали плантацию под посадки… С отцом постоянно косили сено. А ведь газа не было тогда, топили дровами, углем. Летом заготавливали дрова. За водой надо было к соседям ходить. То и дело таскали большие бидоны. Когда отец приходил вечером домой, как только голова его касалась подушки, сразу засыпал. Моментально! Так тогда многие трудились. Не многие сейчас такое осилят.

Когда родители поженились, отец взял машину и поехал в Ульяновскую область за бревнами для строительства дома. И когда привез этот лес, стал выгружать, то нашли там икону. Откуда она взялась, никто не мог объяснить. Найденную икону Божией Матери «Достойно есть» родители украсили рамкой, в красный угол поместили. Поняли - это им благословение Свыше на дальнейшую жизнь. Всё детство мое прошло под той иконой. Я ее целовал, когда уходил из дома, на нее крестился…

Икона вместе с домом сгорела лет десять назад. Просто выполнила свою миссию до конца. Это случилось, когда пришло время маме ко мне в Чубовку перебираться. Одна осталась там, старенькая. А ни в какую не хотела свой дом бросать. Дом, хоть и старенький, ее держал. А вот пришлось ко мне переезжать. Бог так пожаром устроил. Не за что стало держаться ей, согласилась на переезд. И мой племянник на пепелище построил новый дом лучше прежнего.

Прикосновение к тайне

В четвертом классе нам выдали учебники по истории СССР. И на одной из страниц, чуть ли не на обложке, была цветная картинка храма Покрова-на-Нерли. На всю жизнь этот снимок запал мне в душу. Много-много лет спустя я там побывал, в том дивном храме. Как же он небесно красив!..

А еще раньше, во втором или третьем классе, вошел в наш Троицкий храм. Мне и раньше доводилось там бывать, но тут пришел по-особому.

Шли мы с речки, мальчишки, и просто из любопытства зашли в наш храм. Там готовились к вечернему богослужению. Старушки зажигали лампадки. Прихожан почти не было еще. И стояла там особенная тишина. Смотрю на иконостас, на иконы. И вижу - это особый мир. Здесь тайна, которая пока что молчит для тебя. Этот мир - реален, загадочен, таинственен, он есть. Но пока еще тебе тайна эта не открылась. С таким чувством я вышел из церкви. Этот мир реальный, хотя и как будто сказочный. Ушел впечатленный: в храме есть тайна, которая открывается людям подготовленным. В эту тайну надо войти, в нее нужно постучаться, приуготовить себя к тому, чтобы тебе этот мир открылся…

Отец Петр (Луканов) - слева - на Крестном ходе в честь Казанской иконы Божией Матери.

Рос я обычным советским школьником, хотя знал основные молитвы и умел читать на церковнославянском. Бабушка научила. А сосед священник давал читать церковные книги. И вот мы, пацаны, на Рождество ходили по селу Христа славить. Вставали в пять утра и вперед. Морозное утро, за тридцать градусов, стучали в дома. А все дома были открыты. Хозяева знали: придут христославы! Свет горит, собаки предусмотрительно закрыты. Пели мы тропарь Рождеству, поздравляли с праздником и шли дальше. Был такой случай. В своем-то, в Троицком, мы всех знали, к кому идешь. А тут пошли в Михайловский. Обходим дома, многие хозяева нам незнакомы. И вот в одном таком доме встречает нас… учительница! Очень строгая, коммунистка. Тут вышла небольшая заминочка. Но ничего, говорит, проходите, славьте, раз уж пришли. Мы спели ей тропарь Рождеству несколько дрожащими голосами. Улыбнулась, угостила конфетами, и в школе об этом никому ни слова.

А на Пасху дело приняло другой оборот. Нас всегда в школе перед Пасхой строго-настрого предупреждали, чтобы никого не было в храме на праздник. А тогда наш уже заново отстроенный после пожара Троицкий храм был на несколько сёл. Со всей округи ехали к нам, ну и еще в Высокое. Столько народа!.. Разве тебя в такой гуще заметят? И вот мы с товарищем пробираемся в церковь с бокового входа, и прямо на нас выходит классная руководительница. Она там была по заданию. Как раз отлавливала в церкви учеников. И тут уж нам не сошло с рук. Построили потом всех учащихся на школьном дворе, на пионерской линейке. И в торжественной обстановке, под бой барабанов, «перед лицом своих товарищей» сорвали с нас пионерские галстуки - за посещение храма. Это было всё торжественно, строго. Но родители мои к этому наказанию спустя рукава отнеслись, ну, сняли галстук и сняли, потом опять наденут. И точно, наказание было не очень долгим. А на следующую Пасху мы опять пошли в храм.

По узкому пути

- Как пришла мысль стать монахом?

- В юности себя к этому не готовил. А к 23 годам уже твердо для себя решил. Дал внутренний обет Богу. Но путь не был прямым и простым. Он для меня пролег через покаяние. Сначала поступил в пединститут на исторический факультет. Тут-то меня и закружило. В ту пору, можно сказать, набирал грехи. Был молодой, веселый, озорной. И на гитаре играл. А еще был податливый, друзей много - разных. Три года я там проучился. Взял академический отпуск, можно было вернуться, но уже было иное состояние души. Искать стал другого.

Во время учебы в пединституте мне подарили Библию, и я ее прочел от корки до корки, хотя и некоторые места читал бегло. И что же? Книга Книг тогда мне не открылась. Нет, конечно, что-то в ней запомнилось, даже изумило. Песнь Песней, например. Я ее любил цитировать по памяти, там много слов о любви, в компании меня слушали раскрыв рты, затаив дыхание. Но то, чего в Библии искал, тогда еще не смог найти. А закрыв Книгу, понял: в ней тоже тайна, просто мне эта тайна еще не открыта. К постижению этой тайны надо идти и идти, она не дается сразу. Как в храме я ребенком почувствовал тайну, хотя и не смог еще войти в нее, так и в Библии я почувствовал нечто, к чему пока еще не имел доступа. А только еще этот узкий путь искал.

Потом был случай, который всё во мне перевернул. Чуточку хмельной, пришел к себе на квартиру в Самаре после гулянки. Прилег отдохнуть, ночь была почти без сна накануне. Закрываю глаза (не сплю, только еще глаза закрываю) и вижу: бесы. Окружили, шесть или семь. А один мне на грудь прыгнул, давит. Лица обезображенные, и на людей не похожи, и на зверей не похожи, а что-то половина на половину. Хочу открыть глаза, чтобы их не видеть, а веки не открываются. Хочу перекреститься, а рука не действует. Хочу молитву прошептать, я ведь с детства знаю несколько самых важных молитв. А уста не движутся!.. Единственное, что смог, это прошептать: «Господи, помилуй!» На третий раз пропали. А спать хочется. Закрываю глаза, и они снова вокруг меня. Гоню их молитвой, открываю глаза - исчезли. Закрываю глаза - они опять рядом. И так длится много часов, почти сутки. Ужас… И еще было страшно то, что они все смеялись. Есть в нашем Богослужении такие слова: «Ад всесмехливый». Точно! И этот их смех мне весь был знаком! Так смеялись мои друзья, подруги. В обычной жизни этот смех задорный, заразительный. А здесь он нисколько не изменен, но почему-то в нем открывается его адская сущность. И это меня переворачивает. Борюсь, хочу перекреститься, но получается выдавливать из себя только троекратное «Господи, помилуй».

Помните, как пел архидиакон Роман (Тамберг):

Из всех молитв, какие знаю,
Пою в душе иль вслух читаю,
Какою дышит дивной силой
Молитва «Господи, помилуй».

И после вот этого случая пошел к покаянию. Когда спрашивают меня, как вы пришли к Богу, к монашеству, отвечаю: бесы привели!.. От них можно отбиться только покаянием.

Попал в руки к замечательному духовнику протоиерею Иоанну Букоткину. Просто пришел в Петропавловский храм и его увидел. Так вот Господь привел… Он потом был у нас в семинарии духовником, но я его еще раньше знал.

Хотел ехать в Москву поступать в семинарию. Но вот на глаза попался выпуск вашей газеты «Благовест», мама выписывала, и я тоже читал. А там объявление: начался набор в самарское духовное училище. Ну и зачем мне так далеко ехать, родителей оставлять, когда можно в Самаре учиться. Туда и был принят на первый набор. Направление написал отец Григорий Кириллин. В те самые первые годы в семинарии нашей был такой духовный подъем! Учащиеся с жадностью стремились к знаниям, преподаватели как на праздник шли к нам в аудитории. Удивительное время.

Со мной учились будущие пастыри, имена которых сейчас на слуху: отец Алексий Гладун, отец Алексий Богдан, отец Рустик Гузь… У отца Рустика был я свидетелем на его свадьбе. А ведь на первых курсах он, как и я, готовил себя к монашеству. Весь в аскезе, в созерцании, монашеские книги читал… Однажды мы с ним вдвоем пришли к отцу Иоанну за благословением на монашество. «Ты женись», - сказал ему отец Иоанн Букоткин. А мне дал благословение на монашество. Отец Иоанн был семейным священником, но по душе своей был монах. Иногда думаешь, а что он такого особенного тебе сказал. И не можешь вспомнить. Потому что не был он каким-то таким богословом. Ну, вспомнишь его слова: «Будь немножечко дурачком». Вот и всё, пожалуй. Но он учил по-другому, не словами. Посмотришь на него, и такой в нем покой, такой мир. И в то же время веселый он, светлый. Как он тебя встречал, как улыбался, как радушно ко всем относился… И этим он питал нас. Мы и домой к нему приходили. И после встречи с ним так было хорошо на душе. Мы как будто на крыльях летели в семинарию…

- Как раз в самый первый год к вам пригласили блаженную Марию Ивановну. Блаженная два дня прожила в семинарии. Все с ней могли общаться. Многим она предсказала дальнейший путь…

- Я к ней так и не подошел тогда. Просто не нашел, какой бы вопрос задать. Всё для себя уже решил: мой путь покаяние и монашество. А спрашивать об уже решенном считал неправильным. Учился с нами Алексей Бормотов. Он сейчас в Иверском монастыре служит, но белым священником. А был он тогда интересный такой, веселый. И тогда он решал для себя этот вопрос. Подходит к блаженной и спрашивает: «Матушка, буду я монахом или женюсь?» - «А ты что бы хотел?» - «Я вас спрашиваю». - «Ну, монахом будешь…» Он за сердце схватился, к ней опять спешит: «Матушка, скажите мне что-нибудь другое!» - «Женишься, раз не хочешь монахом быть».

Так зачем же ты спрашиваешь, раз этого не хочешь?

Монах в современном мире

- Трудно быть монахом в современном мире?

- Трудно и даже невозможно - без горячей любви к Церкви. Вот поездишь по городским монастырям, да ведь это такой же приход. Люди, требы, общение. Настоящее монашество прячется по деревням. Понимаю, что сейчас невозможно жить в лесу. Но все равно искал какую-то пустыньку еще с семинарской скамьи. Мечтал о таком: село, домик рядом с храмом и не много людей.

А как получил диплом, сразу принял монашеский постриг, потом рукоположение в сан. И меня в семинарии инспектором оставили. Еще историю преподавал. Но не мое это, вот не мое! Только год такой жизни выдержал. В деревню тянуло. Стал проситься на сельский приход. Владыка меня понял, отпустил из семинарии и направил в поселок Мирный. Правда, жить там пришлось в квартирке в обычной пятиэтажке. Не того мне хотелось, а чего-то более уединенного. Но храм стал строить, там тогда только стены были. И всё на удивление получалось. Пробыл я там три с половиной года. Всё хорошо, храм создал, жизнь налажена. Купался в заботе своей паствы. Живи и радуйся. А у меня на душе какая-то тяжесть. В монастырь тянет, монашеская совесть покоя не дает. Складно больно живешь, разве это по-монашески? Еще и учился параллельно в Свято-Тихоновском институте. Всё как-то уж очень удавалось. Ну и напросился, выходит, на искушения. Ведь от добра добра не ищут.

Поехал к Владыке Сергию, прошу: направьте в монастырь. А это редко бывает, чтобы с хорошего прихода в монастырь кто-то сам напрашивался. И Владыка направил в Тольятти, в Свято-Воскресенский монастырь. На должность эконома. А быть экономом в городском монастыре - это все равно как быть настоятелем пяти приходов. Это всюду ездить, какие-то материалы искать, вопросы решать. Суета, непокой, проблемы. Разве о том я просил? К тому же наместник, отец Власий, меня принял в штыки. У него был на примете свой кандидат в экономы. А тут я как с Луны свалился. Ясно, зачем. Подсидеть его хочу. Так он тогда решил. А я ведь в тишину монастырскую от приходских забот просился. Говорю ему, давайте так: я буду экономом лишь формально. Ни на что ведь не претендую. А вы сами всё делайте, как знаете, только дайте мне монашеской жизнью жить. В келье запереться и молиться. Не тут-то было! Этим словам совсем не поверил. Стали на меня в епархию какие-то бумаги писать. Жаловались. То не делает, сё. «Саботирует», одним словом. До меня это как-то доходит. То благочинный намекнет, то еще кто посетует. Ну и я тоже возмутился.Раз так, то и давайте мне ключи от гаража, давайте мне все счета. Буду сам все дела вести. И такие волны искушений нахлестывали!.. А письма в епархию всё идут и идут. Какой уж тут монастырский покой. И, главное, никто мне не верит, зачем я сюда пришел. Зарплаты нет никакой, рубль наместник давал на «мыльные-рыльные» нужды, и всё. И чтобы сам кто-то в такую вот жизнь с богатого прихода просился? Да ясно же: засланный казачок. Последний покой я там потерял. Даже спать не мог по ночам. Год провел в таком режиме. И меня перевели в Иверский монастырь в Самару.

Только спустя время понял, что это было. А был мне хороший урок: имей мир в душе несмотря ни на что. И будь готов к искушениям. И еще одно понял. Не надо было уезжать из Мирного (словно, уехав оттуда, мира в душе лишился). Обручил себя с паствой, а потом в кусты. Священник на приходе словно вступает в брак с паствой, обручается ей. Своим отъездом я многим прихожанам боль причинил. Меня ведь там любили. Вот и пришлось понести епитимию.

- Как вас встретил Иверский монастырь?

- Игумения Иоанна (Капитанцева) относилась ко мне как к сыну. Многому там научился. Бог привел меня служить в Иверском монастыре в одно время с протоиереем Стефаном Вахрушевым. Он был одного духа с отцом Иоанном Букоткиным. Удивительный пастырь! Он любил каноны слушать, кто-то читает - он всегда подойдет и молится. Кто-то проповедь говорит - он прислушивается. Его в храме всё интересовало. Так любил церковность. Он умер на моих глазах, и это была смерть праведника. Я в его келье прочел канон и начал читать акафист Святителю Стефану Пермскому, его тезоименитому святому. Он лежал на одре, в келье кроме нас была его дочь и еще одна женщина, которая помогала. Вдруг вздрогнул, словно выпустил из себя дух, и улыбка светлая появилась на лице.

…Но все же тянуло меня куда-то в пустыньку. Ведь Иверский монастырь в центре Самары, и я носился по всему городу по требам. Много встреч, разговоров: «Батюшка, надо поговорить». Когда живешь в городе, невозможно закрыться в келье. Стучат - ты открывай и иди помогать, это твой долг. А душа просила чего-то иного, сугубо монашеского. Четыре года там пробыл, и все время мысль: бежать. Тихонько искал, куда бы, куда бы уединиться...Не так ведь просто уехать. На это надо иметь благословение. А священников не хватало. Но надо найти такое дело, чтобы и дали на него благословение, и чтобы было оно подальше от города. И я стал думать о возрождении Чагринского монастыря.

Подготовил Антон Жоголев.

Окончание следует.